Похождения скверной девчонки - Страница 110

110

Два дня спустя, когда в послеобеденное время я работал за своим любимым столиком в глубине зала, напротив неожиданно села очень элегантная дама.

— Я не стану спрашивать, любишь ли ты меня по-прежнему, потому что и сама знаю, что не любишь, — произнесла скверная девчонка. — Ты просто детоубийца.

Изумление мое было так велико, что я умудрился опрокинуть полупустую бутылку минеральной воды, и она разбилась вдребезги, забрызгав паренька с ирокезом и татуировками, который сидел по соседству. Пока официантка-андалузка старательно собирала осколки, я разглядывал женщину, которая столь неожиданным образом, по прошествии трех лет, воскресла в самое неподходящее время и в самом неподходящем для нее уголке земного шара — в кафе «Барбиери» в Лавапиесе.

За окном был конец мая, и стояла жара, но на скверной девчонке было светло-синее демисезонное пальто, под ним — белая блузка с открытым воротом, шею украшала золотая цепочка. Даже умелый макияж не мог скрыть худобы лица, выступающих скул и маленьких мешков под глазами. Мы не виделись только три года, а постарела она лет на десять. Передо мной сидела старуха. Пока андалузка продолжала вытирать пол, она барабанила по столу рукой с хорошо ухоженными и покрытыми лаком ногтями, словно только что покинула маникюрный кабинет. Пальцы ее стали тоньше и поэтому казались длиннее, чем прежде. Она смотрела на меня не мигая, без намека на улыбку и — дальше ехать просто некуда! — отчитывала за плохое поведение.

— Вот уж никогда бы не подумала, что ты станешь жить с сопливой девчонкой, которая тебе в дочери годится, — повторила она с негодованием. — Да еще с хиппи, которая наверняка никогда не моется. Как низко ты пал, Рикардо Сомокурсио.

Мне захотелось схватить ее за горло и долго хохотать. Нет, шуткой тут даже не пахло. Она закатила мне настоящую сцену ревности! Она — мне!

— Ведь тебе уже исполнилось пятьдесят три — или пятьдесят четыре, да? — спросила она, все так же постукивая пальцами по столу. — А этой лолите сколько? Двадцать?

— Тридцать три, — уточнил я. — На вид ей столько не дашь, это правда. Потому что она счастливая девушка, а счастье сохраняет людям молодость. Зато ты счастливой никак не выглядишь.

— Скажи, она моется? Хоть изредка? — вскинулась скверная девчонка. — Или к старости тебя потянуло на грязь?

— Я кое-чему научился у господина Фукуды, — ответил я. — Например, тому, что в постели всякое свинство имеет свою прелесть.

— Если желаешь знать, то сейчас, в эту вот секунду, я ненавижу тебя всеми фибрами своей души и даже хочу, чтобы ты умер, — выговорила она глухим голосом, не сводя с меня глаз и ни разу не моргнув.

— Тот, кто плохо тебя знает, сказал бы, что ты ревнуешь.

— Если угодно, да, я ревную. Но главное, главное — ты меня разочаровал.

Я взял ее за руку и заставил немного пригнуться ко мне, чтобы моих слов не услышал юнец с татуировками.

— Что означает весь этот цирк? Что ты здесь делаешь?

Прежде чем ответить, она вонзила ногти мне в руку. И тоже понизила голос:

— Ты не представляешь, как я жалею, что столько времени разыскивала тебя. Но теперь хотя бы знаю, что эта хиппи устроит тебе веселенькую жизнь, украсит тебя рогами, а потом бросит, как ненужную тряпку. И ты не представляешь, до чего я этому рада.

— А я тебе на это отвечу: у меня в таких делах богатый опыт — успел пройти хорошую школу. По части рогов и бросаний… Знаю все, что надо, и даже больше.

Я отпустил ее руку, но она тотчас сама вцепилась в мою.

— Я ведь поклялась себе, что словом не обмолвлюсь про твою хиппи, — проговорила она уже мягче, при этом смягчилось и выражение ее лица. — Но, увидев тебя, просто не могла сдержаться. Так и хочется расцарапать тебе физиономию. А теперь прояви галантность и закажи мне чашку чая.

Я подозвал официантку-андалузку и попытался высвободить свою руку из рук скверной девчонки, но та вцепилась железной хваткой.

— Признайся, ты и вправду любишь эту поганую хиппи? — спросила она. — Сильнее, чем когда-то любил меня?

— Знаешь, сейчас я вообще не уверен, что когда-нибудь любил тебя, — сказал я резко. — Ты для меня была тем же, чем для тебя Фукуда, — болезнью. А теперь я излечился — не без помощи Марчеллы.

Она молча смотрела на меня, так и не отпустив моей руки, потом ехидно улыбнулась — в первый раз — и сказала:

— Если бы ты не любил меня, не побледнел бы сейчас так и голос не дрожал бы. Надеюсь, ты не распустишь нюни, Рикардито? Ведь ты всегда был плаксой, если мне не изменяет память.

— Обещаю слез не лить и не рыдать. У тебя есть отвратительная привычка: нагрянуть внезапно, как кошмарный сон, когда этого меньше всего ждешь. И я ни капли не рад твоему появлению. По правде сказать, вообще не ожидал когда-нибудь снова тебя увидеть. Что тебе от меня понадобилось? Что ты делаешь тут, в Мадриде?

Когда принесли чай, я смог получше разглядеть ее, пока она бросала в чашку кусок сахара, размешивала и с брезгливой гримасой осматривала ложку, блюдце и чашку. На ней были белая юбка и белые босоножки, открывающие маленькие ступни с покрытыми бесцветным лаком ногтями. Ноги от колен и ниже опять стали похожи на две бамбуковых палки. Может, снова болеет? Такой худой я видел ее только в клинике в Пти-Кламаре. Волосы она зачесала назад, разделив на прямой пробор, и закрепила заколками над ушами, а уши, кстати, оставались такими же прелестными, как и прежде. Мне подумалось, что, если смыть краску, которой волосы обязаны своей чернотой, они наверняка окажутся серыми или даже белыми, как мои.

110